Читать книгу - "Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ] - Алексей Ивакин"

– То-то они тебе нос поправили. А чего за форма такая у тебя? Не видал ни разу.

– Опытные образцы ввели. – Покосился на него Лешка. – А я ночью до ветра пошел. Ну и блуданул малость. Вляпался к фрицам в дозор.

– А ты не из десантуры? Тут, говорят, немцам в котел две бригады закидывали комиссары…

– Да какая десантура… Их же вроде в феврале закинули. А к апрелю вроде как кончили уже. – Сказал Лешка, а сам подумал, что под свитером-то тельняшка…

– Да не… Шарахаются еще где-то, – равнодушно сказал Вадик. – Остатки. Фанатики, блин. Ни еды, ни оружия. А все по болотам бегают. Главное толку от них никакого. Сдохли только без дела…

– Странно ты как-то говоришь… – Лешка искоса посмотрел на Вадика.

– А что тут странного? Уж не знаю, что лучше. По болотам без оружия голодным и раздетым бегать или немцам в плен сдаться. Из плена и бежать можно. А тут куда? Или свои или немцы шлепнут. Немцы дюже десантников не любят. Агась.

– А свои-то за что?

– Знамо дело… – пожал Вадик плечами. – За невыполнение приказа и дезертирство. Они тут должны были двумя бригадами весь котел немецкий в плен взять. А немцев тута тысяч семьдесят. Во как.

– Делааа…

– Лех, слышь чего скажу… У меня папироса есть немецкая. Одна. Заныкал от вертухаев фрицевских. И спички в ботинке. Давай-ка курнем!

– Давай! – обрадовался Лешка. – А ну немцы унюхают?

– А… – Махнул собеседник рукой. – Фингалом больше, фингалом меньше. Подумаешь.

– А давай!

Соблазн, втянуть хотя бы каплю никотина, был больше, чем очередной удар прикладом.

Они устроились в углу сарая и, накрывшись шинелью Вадика, стали по очереди тягать цигарку.

В голове поплыло, по рукам и ногам побежали приятные мурашки…

– Где, говоришь, служил то?

Не задумываясь, Лешка ответил первое, что пришло в голову.

– Триста двадцать вторая стрелковая. Восемьдесят шестой полк. Рядовой.

– Вроде не было тут триста двенадцатой?

– А перекинули недавно. Я вообще первый день на фронте.

– Понятен. Ну, сиди пока.

Тут Вадик откинул шинель, подошел к двери и пнул несколько раз.

– Открывайте, песьи дети! Расколол я его.

Дверь открылась. На пороге стояло три бойца в красноармейских ватниках, с трехлинейками, но без петлиц и белыми повязками на правых руках.

"Полицаи!" – понял Лешка.

– Ну, чего, тезка? Будем знакомы сызнова? – ухмыляясь, сказал "Вадик". – Олексий Глушков, начальник Ивантеевского волостного отряда шютцполицай.

Леха молчал. А что тут скажешь? Он встал, заложив руки за спину.

– Выходи, тезка. Сейчас тебе шиссен делать будем.

Делать нечего. Леха вышел под небо, висящее такой же свинцовой тяжестью над бестолковым миром.

Двое полицаев оттащили его к стенке, а начальник Глушков что-то пояснял фельдсполицкомиссару. Тот уже успел сменить штаны, и стоял безукоризненно чистый в этой грязище.

Потом они подошли к Иванцову.

Немец долго разглядывал опухшее лицо Алексея, а потом сказал:

– У тьебя есть два варианта. Льибо ти умираешь сейтчас, льибо ти жьивешь сейтчас. Что ты виберешь?

Леха молчал. На дурацкий вопрос можно дать только дурацкий ответ. Но такого ответа не было в пустой звенящей голове.

– Молчьишь?

Потом он развернулся и резко бросил, ровно выстрелил:

– Erschiessen.

Рядовые немцы наблюдали молча за происходящим.

Глушков взял винтовку, передернул затвор и спросил:

– Тезка, а ты родом-то откуда?

– Вятка, – Приглушенно сказал Иванцов.

– Молись, коли верующий! И глаза-то закрой. Легче будет.

Леха закрыл глаза. До сих пор ему все это казалось бредом каким-то, сном, фантастикой. А тут вот она правда-то… Несколько секунд – и тебя нет. А смерть вот она. Из глаз полицая смотрит. Пулей дотянется сейчас и все…

Конец…

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Леха свалился на колени:

– Ж-жизнь. Жить х-хочу.

А потом зарыдал и упал окровавленной мордой в коричневую жижу.

– Gut! – остановились рядом с ним начищенные сапоги фельдсполицкомиссара Дитера Майера. – Жизнь есть карашо. Но ее надо заслужить. Да? Ты себя плёхо показал на допросе. Сейчас ты докажешь свою преданность жизни, когда съездишь со своими новыми друзьями в деревню Опалево. Говорьят там есть раненый партизан, а можьет твой товарищ. Соратник. Найди и привези его сюда. Поднимите его.

Майер отошел на пару шагов, не желая больше пачкаться.

Двое полицаев подхватили Иванцова под руки и попытались поднять на ноги. Но Лешка был в полуобморочном состоянии, еле стоя даже с помощью.

Полицаи потащили его к телеге и закинули туда как зарезанного поросенка.

"Russische scwiene…Welche sie die Schweine aller…" – потом он, поморщившись посмотрел на небо: "der Arsch der Welt…"

По дороге в Опалево Лешка успокоился, хотя его и потрясывало время от времени. Ему дали какую-то тряпку, он, сколько смог, отчистил форму. Потом нацепил такую же белую повязку, как и у других. Ему что-то говорили, но он не реагировал, не понимая смысла обращенных к нему слов. Точно через туман доносились звуки разговоров, смешки. Кто-то совал в рот сигарету, он механически курил. Потом снова пошла носом кровь. Он сел сзади телеги – время от времени сморкая и харкая красным на дорогу.

Из оцепенения его вывел только сильный толчок в спину.

– Приехали! – больше догадался, нежели услышал Иванцов Алексей. Бывший студент первого курса, бывший поисковик, а ныне предатель и полицай.

Двое полицаев пошли по одной стороне деревни, Глушков потащил его за собой по другой. Еще один остался в телеге.

Они зашли в первый дом, заглянули в подвал, под кровать, залезли на чердак, посмотрели в хлеву. Потом начальник волостной полиции сунул под нос старухи кулак, и они пошли в другой дом.

Потом во второй, в третий…

А в четвертом Глушков увидал то ли дочь, то ли внучку хозяйки. Молоденькую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати.

Выпнув тетку на улицу, он рявкнул на Лешку, чтобы тот постоял в сенцах.

Тот повернулся было, но краем глаза успел увидеть, как полицай влепил пару оплеух девчонке и навалил ее на стол.

Винтовку, чтобы не мешалась, тот поставил в угол и теперь, одной рукой задирая ей юбку, судорожно стаскивал с себя штаны. Девка орала благим матом, но отбиваться даже не пыталась от страшной вонючей скотины за спиной.